Евсти-Гений. Евстигнеев и байки

Евгений Александрович Евстигнеев — любимый актер советских людей. Талантливый, обаятельный, харизматичный, он не мог не нравиться. Его любили все: и зрители, и друзья, и коллеги (добиться признания коллег редко кому удается). Его дар превращения и импровизации снискал такую славу, что в дни некоторых спектаклей с его участием у театра дежурила конная милиция — такой был наплыв зрителей. Всем было интересно, что придумает в очередной раз артист. И при такой славе ему никто не завидовал — это было бесполезно: все понимали — судьба столкнула их с гением.

Евстигнеев был очень светлым человеком — он не признавал никаких интриг, много работал, был прекрасным партнером.

Открыл его в начале пятидесятых ректор Школы-студии МХАТ им. В.И. Немировича-Данченко В.З. Радомысленский и взял сразу на третий курс и без всяких экзаменов. Но рассказывают байку, что Евгений Александрович все же сдавал экзамен и читал монолог Брута из пьесы В.Шекспира «Юлий Цезарь».

Римлянцы и совграждане

Евстигнеев часто путал слова из пьес, в которых играл. У Шекспира Брут после убийства Цезаря обращается обращается к римлянам: » Римляне, сограждане, друзья!» Евстигнеев упоенно читает: «Римлянцы, совграждане, товарищи». Комиссия сползает под стулья и закрывает хохочущие лица. Но «римлянца» принимают сразу на третий курс.

Возможно, это просто придумано, и повлияла на эту выдумку пьеса М. Рощина «Старый новый год», в которой Евстигнеев играл Адамыча.

Адамыч забавно путает слова: сначала (действие происходит в бане) он придумывает забавное словечко «мирванна» (нирвана): «В древней Индии придумано: ляжет, зна­чит, человек в ванну, и мирно ему, хорошо! Мирванна».

Затем один из персонажей предлагает ему процитировать Шекспира: «Ну-ка, Адамыч, сделай так руку и говори: «Римляне! Сограждане! Дру­зья!» Это Шекспир!..»

И Адамыч повторяет, перевирая слова, — вместо римлян — римлянцы, вместо сограждан — сов(советские)граждане и товарищи дорогие.

А может быть, наоборот, импровизация Евстигнеева была включена в текст пьесы.

Раздвоение личности: Плейшнер или Преображенский

Режиссёр Владимир Бортко в своих воспоминаниях рассказал, как начинали снимать «Собачье сердце» и как Евстигнеев входил в роль.

Телефильм снимали в Ленинграде. К съемкам приступили сразу после утверждения проб. Начали снимать сцену, в которой профессор Преображенский выходил из кооперативного магазина, пересекал дорогу и подходил к дворняге Шарику. Сцена несложная, без слов. Надо было всего лишь пройти несколько метров по вечерней заснеженной улице.

Владимир Бортко дал команду «Мотор» , но вынужден был тут же остановить съемку. Из кооперативного магазина, держа в руках пакет краковской колбасы, вышел профессор… Плейшнер из фильма «Семнадцать мгновений весны» и направился к дворняге.

— Нет, нет, Евгений Александрович, не пойдет, это не профессор Преображенский.
А надо сказать, что очень часто Евстигнеев начинал выстраивать образ начиная с походки — это было для него очень важно.

В основу походки Плейшнера он положил свой давний, еще студенческий этюд, и надо сказать, что получилось очень удачно. Видимо, машинально он опять использовал давнюю находку. Евгений Александрович не сразу понял режиссера. Он раздраженно сказал: «Я уже одного профессора играл».

— Да, но теперь у нас совсем другой профессор. Это русский дореволюционный интеллигент. Сеченов. Павлов.
Актер задумался, помолчал несколько минут, будто что-то для себя решал, затем сказал: » Я готов, можно снимать».

Ассистенты организовали ветер. Посыпался мелкий колкий снег.

Открылась дверь магазина, и на завьюженную улицу вышел … профессор Преображенский. Все было другое — выражение лица, осанка, походка…

Не судьба

В начале семидесятых большой популярностью пользовалась пьеса Геннадия Бокарева «Сталевары». Написать пьесу его уговорил Олег Ефремов. Евстигнеев играл одну из главных ролей — рабочего Петра Хромова.

Идет спектакль. Евстигнеев весь погружен в рабочий процесс. Он захватывает уголь лопатой, подбегает к раскаленной печи — хочет забросить уголь. Но … заслонка вдруг падает вниз и закрывает входное отверстие.

Однако Евстигнеев не растерялся. Он возвращается к груде угля, опять набирает его на лопату и бежит ко второй печи. Но печи уже работают по другому режиму. Только он собирается забросить уголь, как вторая заслонка тоже падает вниз.

Евгений Александрович ещё полон надежды все-таки выполнить свое задание. Он опять набирает уголь и бежит к третьей печи. И опять не успевает — заслонка с грохотом закрывает и третье отверстие.

Тут Евстигнеев не выдержал. Он повернулся к зрительному залу и громко и выразительно сказал: «Ну, не судьба … Не судьба…» Зал рыдал от смеха. А Евгений Александрович, несмотря на не судьбу, получил за этот спектакль Государственную премию.